Мне судьба - до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты (а за ней - немота),
Убеждать и доказывать с пеной у рта,
Что не то это вовсе, не тот и не та,
Что лабазники врут про ошибки Христа,
Что пока ещё в грунт не влежалась плита,
Триста лет под татарами - жизнь ещё та:
Маята трехсотлетняя и нищета,
Что под властью татар жил Иван Калита,
И что был не один, кто один против ста,
И намерений добрых, и бунтов - тщета,
Пугачевщина, кровь, и опять - нищета.
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта -
Повторю, даже в образе злого шута.
Но не сто́ит предмет, да и тема не та:
Суета всех сует - всё равно суета.

Только чашу испить не успеть на бегу,
Даже если разлить - всё равно не смогу.
Или выплеснуть в наглую рожу врагу?
Не ломаюсь, не лгу - всё равно не могу!
На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу.
Что же с чашею делать - разбить? Не могу.
Потерплю и достойного подстерегу.
Передам - и не надо держаться в кругу
И в кромешную тьму, и в неясную згу.
Другу передоверивши чашу, сбегу.
Смог ли он её выпить - узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу.
Я о чаше невыпитой здесь - ни гу-гу!
Никому не скажу, при себе сберегу.
А сказать - и затопчут меня на лугу.

Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу -
Может, кто-то когда-то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И весёлый манер, на котором шучу.
Даже если сулят золотую парчу
Или порчу грозят напустить - не хочу:
На ослабленном нерве я не зазвучу,
Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу.
Лучше я загуляю, запью, заторчу,
Всё, что ночью кропаю, в чаду растопчу,
Лучше голову песне своей откручу -
Но не буду скользить, словно пыль по лучу.

Если всё-таки чашу испить мне судьба.
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу, даже с пеной у рта,
Я уйду и скажу, что не всё суета.