Прошу простить за стиль мой ультранизкий,
Я ожидаю всё - и брань, и свист:
Она была надомной машинисткой,
А он был паровозный машинист.

И - может это странным показаться, -
Хоть я шаблонно начал свой рассказ -
Не будет мой герой в нее влюбляться,
Не будет высохших от слёз иль счастья глаз.

А будет вот что: он однажды в топку
Закинул по ошибке свой пиджак,
И, вынужденный сделать остановку,
До станции доплелся кое-как.

Он опоздал, был вид его ужасен.
Он на свиданье с нею опоздал.
Искал, устал, но труд его напрасен.
Ее ни разу в жизни не видал.

И он был зол, как секретарь в профкоме.
Но осенило мыслью вдруг его,
И он зашел в столовую - он кроме
Не мог придумать больше ничего.

И там другому пьяному собрату
Он плакался, кричал: «Да что пиджак?» -
Собрат рыдал... От водки и от мата
Наш машинист размяк, обмяк, иссяк.

И он погиб, друзья, снимите шляпы,
Как будто бы я гимн ему пою.
Совсем один, без мамы и без папы
Он в Склифосовской кончил жизнь свою.

Да, он усоп во всей красе и силе,
Не пьяница он был, не скандалист.
Спокойно, не волнуясь, спи в могиле,
Товарищ паровозный машинист.

Ей, ничего не знавшей, лишь обида
Застлала очи, черные, как смоль.
Но, как всегда, не подавая вида,
Она печатала, превозмогая боль.

И вот она узнала - боже, боже -
Она прочла газету «Машинист».
В некро́логе писали точно то же,
Что вам открыл мой самый первый лист.

Она была красна, как автор строк сих,
И вместо буквы «р» нажала «в».
А сердце прыгало, как рефери на боксе.
Да! Жизнь дала ключом по голове.

А ключ железный был, он был холодный,
Она упала в обморок, и вот
Пригрезилось ей, будто в преисподней
Он ей романс «Приди ко мне» поёт.

И натянулись жизненные вожжи,
И оборвались - о, кошмар, кошмар!
Она погибла лишь неделей позже,
Забывши отпечатать экземпляр.

Мир праху их, теперь уж вместе так-то.
Читатель, будь доволен и на том,
Что автор строк сих обладает тактом
И вас решил порадовать концом.